— Что-то я не вижу никаких признаков налета, а вы?
Не успели эти слова слететь с ее губ, как над головами раздался тяжелый гул приближающихся самолетов. Молли затошнило от страха. Еще никогда во время налета она не находилась на улице. В это время к остановке подкатил трамвай и кондуктор весело прокричал:
— Залезайте, карета подана!
Все дружно последовали его совету, кондуктор дал звонок, и трамвай покатил дальше.
Они не проехали и минуты, как разразился настоящий ад и земля вздрогнула, как будто все самолеты сбросили бомбы одновременно. Трамвай покачнулся.
— Похоже, нас ждет беспокойная поездка, — пошутил кондуктор.
Кое-кто из пассажиров засмеялся.
Трамвай, скрипя и раскачиваясь, продолжил свой путь по Байром-стрит — по крайней мере, Молли полагала, что это Байром-стрит; сквозь закрашенные окна ничего не было видно. Кондуктор выкрикивал названия остановок, так что проехать свою она не могла. Время от времени до нее доносился вой сирен пролетавших мимо пожарных машин. Но тут заскрежетали тормоза и трамвай остановился. Кондуктор вышел и отправился к вагоновожатому. Он вернулся через несколько минут.
— Прошу прощения, дамы и господа, — сказал он, — но провода впереди оборваны. Боюсь, вам придется сойти и дальше двигаться на своих двоих. Или можете оставаться в вагоне и ждать отбоя. Решайте сами. Трамвай никуда не пойдет, но мы с Бертом собираемся заглянуть в «Виноградную лозу» на углу и пропустить по кружечке пивка.
Молли вышла вместе с остальными пассажирами, большинство из которых в полный голос рассуждали о том, что сделали бы с Гитлером, попадись он им в руки.
— Мой муж очень расстроится, если не выпьет чай вовремя, — пожаловалась какая-то женщина.
Кондуктор подмигнул ей.
— Что ж, он знает, кого в этом винить, не правда ли, миссис? — Его непробиваемая жизнерадостность начала действовать Молли на нервы.
Сойдя с трамвая, она оказалась в мире, подсвеченном огнями пожаров и мигалками карет «скорой помощи», и побежала по улице. Вскоре она достигла места, где упавшая бомба оставила воронку на проезжей части от одного тротуара до другого. На самом ее дне лежал столб с обрывками скрученных трамвайных проводов. В магазинах по обеим сторонам взрывная волна выбила окна и двери. Осторожно перебравшись через груду камней и щебня, Молли снова побежала вперед, миновав цветочный магазин, в котором работала Меган. Это означало, что до Тернпайк-стрит осталось совсем недалеко. Вокруг появились и другие бегущие люди — налет застал всех врасплох. Он начался необычно рано, и, подобно Глэдис, они, очевидно, думали, что их больше не будет вовсе. Молли продолжала надеяться на лучшее, уже не веря в него.
Вот наконец и Тернпайк-стрит! Молли свернула за угол и, задыхаясь, из последних сил побежала по улице. Вдруг впереди упала бомба и взрывная волна опрокинула ее на спину. Окружающий мир померк, и женщина потеряла сознание.
Придя в себя, Молли поняла, что лежит на земле, а ее глаза и нос запорошены пылью. Она с трудом подняла голову и увидела, что с полдюжины маленьких домиков ленточной застройки превратились в руины. Один из них принадлежал ее свекрови.
Два дня спустя, накануне Рождества, Лили и Майк посадили Молли на паром до Ирландии. На другой стороне пролива ее встретил Финн и привез в Дунеатли. Голова Молли была забинтована, а рука висела на перевязи — впрочем, это был всего лишь вывих, который должен был скоро пройти.
Тело Ирен нашли, и ее сыновья занялись организацией похорон. Молли хотела остаться, но они и слышать не пожелали об этом.
— Тебе и так изрядно досталось, милая, — заявил ей Энох накануне, когда все трое братьев пришли забрать Молли из больницы, в которой она провела ночь. — С тебя хватит. Ты ухаживала за нашей матерью десять долгих лет, а с ней нелегко было находить общий язык, уж кому как не нам знать об этом, хотя мы любили ее всем сердцем. А ты возвращайся к своим детям в Ирландию.
Следующую ночь Молли провела у Лили и Майка — ужасную ночь, в течение которой она ни на миг не сомкнула глаз. И не только из-за того, что у нее дьявольски болели рука и голова, но и из-за налета, который продолжался десять часов кряду и закончился лишь ранним утром. Он был еще хуже того, во время которого погибла Ирен.
Молли терзалась мыслью о том, что Ирен погибла в одиночестве, но если бы трамвай не остановился и Молли успела бы домой, то она погибла бы вместе со свекровью, а ее дети лишились бы матери. Как бы то ни было, теперь у нее осталась только та одежда, что была на ней в момент взрыва, да несколько монет в кошельке. Молли вспомнила о рождественских подарках, заботливо разложенных на пианино, и деньгах, спрятанных в старой сумочке в серванте, которые она копила на отпуск в следующем году. Но все это не имело значения, главное — она осталась жива.
Ей было очень нелегко проститься с братьями Тома и их женами, не зная, свидятся ли они когда-либо вновь. Молли сказала, что постарается приехать в сентябре на свадьбу сына Майка и Лили, но ничего не может обещать.
Во время рождественских праздников Молли только и делала, что сидела в кресле, ела и пила шерри — ничем другим ей заниматься не позволили. На Рождество они все вместе сходили на утреннюю мессу, и по возвращении в доме воцарился сущий хаос, когда дети принялись забавляться со своими новыми игрушками. Финн, едва только получив известия из Ливерпуля, отправился в Килдэр и купил подарки для четверых детей сестры, которые не отпускали ее от себя ни на шаг. Меган настояла на том, что будет омывать ее руку теплой водой несколько раз на дню, хотя Молли не представляла, чем это может ей помочь. Броуди постоянно спрашивала ее, а отправился ли Одуванчик прямо на небеса вместе с бабушкой, всякий раз получая заверения в том, что именно так все и случилось. Джо не слезал у Молли с коленей, а Томми только и делал, что трогал ее за руку, желая, наверное, убедиться, что она — настоящая.