Разделенные океаном - Страница 49

— Выпьете что-нибудь, сэр? — раздался чей-то голос.

Левон обернулся и увидел перед собой официанта в белом смокинге. Он держал в руках поднос, уставленный бокалами с чем-то очень похожим на шампанское, которое до этого Девон пил лишь раз в жизни.

— Оно настоящее? — задал он глупый вопрос.

— Доставлено из Франции кораблем на прошлой неделе, сэр. Подлинный букет.

— А как же «сухой закон»? — Левон почувствовал себя полным идиотом.

Официант подмигнул.

— Мистер Блинкер ничего не слыхал о «сухом законе», сэр.

Левон взял бокал с подноса, терзаясь чувством вины. Его нельзя было назвать выпивохой, но с тех пор, как он прибыл в Америку, ему порой недоставало бутылки хорошего вина за едой: «сухой закон» вступил в силу в 1920 году, примерно в то же самое время, как они с Тамарой ступили на берег Соединенных Штатов. Закон был совершенно идиотским, и из-за него на улицах больших городов развернулась кровавая бойня — гангстеры сражались друг с другом за контроль над поставками незаконного спиртного. У Левона пересохло во рту, когда он спросил себя, уж не таким ли образом Олли Блинкер сколотил свое состояние. Но шампанское, попав в желудок, долгие годы не знавший алкоголя, уже сделало свое дело. Левон решил, что ему плевать на то, как Олли зарабатывает на жизнь.

Он допил бокал, взял другой и принялся пробираться сквозь толпу хорошо одетых гостей к стене, чтобы рассмотреть поближе одну из картин, представлявшую собой скопление треугольников и квадратов, которые казались ему совершенно бессмысленными.

Через несколько минут к нему присоединилась миниатюрная женщина в простом черном вечернем платье. В ушах у нее посверкивали жемчужные сережки-гвоздики — единственное украшение, которое она себе позволила. Эта женщина являла собой разительный контраст с другими дамами, которые, казалось, нацепили на себя все содержимое своих ювелирных шкатулок.

— Вы выглядите озадаченным, мистер Зариян, — сказала она. — Присмотревшись повнимательнее, вы увидите здесь лицо. Это портрет человека по имени Амбруаз Воллар.

Левон отступил на шаг и еще раз окинул картину взглядом.

— Да, я вижу лицо! — воскликнул он с воодушевлением человека, только что решившего трудную задачу.

— Эта школа живописи называется «кубизм», а картину написал самый известный из ныне живущих художников: Пабло Пикассо. Здесь есть еще три его работы и парочка картин Брака. Вся коллекция стоит чуть меньше четверти миллиона долларов.

Незнакомка говорила с акцентом, распознать который Левон не мог. Это была невзрачная женщина лет сорока — уютная и домашняя, как выражаются в таких случаях американцы, — но было нечто привлекательное в ее лице со слегка искривленным носом и слишком широким ртом. Глаза у нее были очень большими и очень темными, каштановые волосы — прямыми и коротко подстриженными. Было видно, что парикмахер являлся настоящим мастером своего дела.

Левон едва не поперхнулся шампанским.

— Сколько? — Он бы не расстался ни с единым центом ради любого из этих так называемых произведений искусства. — И откуда вам известно, как меня зовут?

— Мне сказал муж. — Женщина взмахнула рукой. — Я Элизабет Блинкер, мистер Левон, супруга Олли. Друзья называют меня Лиззи.

Они обменялись рукопожатием, и он сказал:

— Я Левон, но друзья зовут меня Лев. — Ему понравилась ее прямая и открытая манера держаться.

— Когда-нибудь, Лев, — сказала миссис Блинкер, кивая на картины, — они будут стоить в двадцать раз дороже.

— И вы приобрели их именно по этой причине, а не потому, что они вам нравятся? В качестве инвестиции, так сказать?

— Олли относится к ним, как к инвестициям: он совершенно не разбирается в искусстве. Что до меня, то я хотела заполучить их ради них самих.

Левон вновь принялся рассматривать портрет Амбруаза Воллара. Ради чего понадобилось рисовать лицо сплошными треугольниками? Он не смог найти ответа и сказал:

— Полагаю, вы называете это искусство экспериментальным?

— Полагаю, что так, Лев. — Она взяла его под руку. — Пойдемте, я познакомлю вас кое с кем из наших гостей. Здесь у нас сегодня собрались художники, адвокаты, банкиры, писатели, актеры и даже несколько мошенников, так что выбирайте сами.

— Адвокаты, — поспешно сказал Левон. — Откуда вы родом, Лиззи?

— Манчестер, Англия. Моя мать работала прачкой, так что, можно сказать, я поднялась по социальной лестнице.

— И очень высоко, — произнес он.

Его представили группе адвокатов, и следующие несколько часов Левон провел, поддерживая весьма занимательную и познавательную беседу о юриспруденции в штате Нью-Йорк, пока оркестр не смолк и на середину комнаты не вышел Олли, за спиной которого маячила Пегги Перельман. Хозяин предложил гостям рассаживаться.

— Я приготовил вам маленький сюрприз, — крикнул он. — Мой сын Герби и его подруга Анна станцуют для вас. — Раздались жидкие аплодисменты; к ним присоединился Левон. — Сначала они исполнят танец «Чай вдвоем», за которым последует «Безумный ритм», — оба номера взяты из последней нашумевшей бродвейской постановки, — после чего споют нам песню, написанную композитором по имени Руперт Кулидж. — Олли подмигнул. — Он никаким боком не родственник президенту, с радостью должен вам сообщить. Этот мистер Кулидж яростно выступает против «сухого закона». — Изрядно выпившее сборище вновь разразилось аплодисментами, на этот раз бурными. — Леди и джентльмены, позвольте представить вам Анну Мюррей и Герби Блинкера.