— Вы разбудите хозяина! — крикнула им вслед Кристина. Она неизменно именовала мистера Блинкера «хозяином», хоть и саркастическим тоном, чем изрядно раздражала его. — Он еще в постели.
— Какая нам разница? — откликнулся Герби.
Они закончили танец двойным пируэтом уже в кухне, где, отдав дань намерению не порывать с корнями и приготовив завтрак, Лиззи оставила грязную посуду для Кристины.
Анна поднялась к себе в комнату, чтобы переодеться к кастингу. Подойдя к окну, она увидела, что скамейка, которую давеча занимал Бобби Гиффорд, пуста. Девушка надеялась на то, что он уже находится на пути в Лос-Анджелес. За парком, невидимые из ее окна, раскинулись Гувервилли, кое-как построенные из подручных материалов хижины, в которых ютились безработные со своими семьями. Эти строения были названы так в честь президента Гувера, который палец о палец не ударил, дабы помочь нуждающимся. Анна видела их лишь один раз и едва удержалась, чтобы не расплакаться.
Может, стоит позвонить Льву и рассказать ему о предстоящем кастинге, мельком подумала она. Или подождать, пока не станет ясно, получится ли из этого что-нибудь? Лучше подождать, решила девушка, хотя было бы славно услышать его голос, искренне желающий ей удачи. Проблема, впрочем, заключалась в том, что плакать ей хотелось вовсе не из-за этого — она очень сильно скучала по нему. Нет, жить у Блинкеров ей нравилось, но это все равно не шло ни в какое сравнение с теми месяцами, что она провела со Львом и Тамарой до появления ребенка, который все испортил и напомнил ей о том времени, которое она упорно старалась забыть.
С тех пор как Анна встретила Льва, она более не испытывала нужды прятаться в своем воображаемом мире. Она и здесь чувствовала себя в безопасности. Но вот присутствие ребенка в квартире лишало ее спокойствия. Анна избегала смотреть на него, боясь увидеть в нем того, кого он может ей напомнить. Так что девушка с облегчением восприняла переезд Зариянов в Бруклин, а сама поселилась у Блинкеров, хотя и представить себе не могла, что расставание со Львом причинит ей такую боль.
Вот уже третий раз они приходили в тот же самый театр на кастинг для одного и того же шоу. Поначалу здесь собрались около тридцати пар, но в следующий раз их было уже пятнадцать. Теперь их осталось всего пять, и сегодня будет принято окончательное решение. Герби всю неделю стучал по дереву в надежде, что возьмут именно их. И тогда их имена появятся на плакатах сразу же вслед за двумя главными героями: Эриком Каррингтоном, британцем, и Патрицией Питерс. Герби мечтал о том, что когда-нибудь увидит их фамилии на театральных афишах. Анна тоже надеялась на это, но главным образом только ради него.
Как всегда, Герби сумел устроить все таким образом, чтобы они выступали последними — он считал это преимуществом. После того как станцевали четыре пары, переутомленный молодой человек по имени Джерри, который, кажется, исполнял здесь обязанности распорядителя, пригласил их на сцену и прокричал:
— Герби Блинкер и Анна Мюррей, мистер Абель.
Конрад Абель был продюсером. Он сидел в пятом ряду погруженного в полумрак партера — маленькая, обмякшая в кресле фигурка, — и его лицо виднелось смутным белым пятном.
— С какой тональности начнем, дорогие мои? — полюбопытствовал пианист, расставляя перед собой ноты песенки «Ту-ту, малышка, прощай». Обладатель роскошных серебристых волос, он с головы до ног был одет в фиолетовое.
— До-мажор, — сказал Герби. — Мы здесь отметили места, где будем петь и где надо ускорить ритм к концу.
Герби сжал руку Анны, пианист заиграл, и они начали танцевать, словно одержимые, вкладывая душу в движения, которые репетировали последние несколько недель. Танцы доставляли Анне ни с чем не сравнимое наслаждение, лицо ее осветилось внутренним огнем, а глаза засверкали. Она не беспокоилась о том, что может сбиться с шага, и ее уверенность передалась Герби, который частенько нервничал в подобных случаях.
— Спасибо, — буркнул Джерри, когда они закончили, лишь слегка запыхавшись. — Пройдите, пожалуйста, в гримерную к остальным, и я сообщу вам решение мистера Абеля.
Вместе с другими четырьмя парами они, как им казалось, прождали в грим-уборной несколько часов, хотя на самом деле, как выяснилось впоследствии, прошло всего несколько минут. Конкурсанты грызли ногти, тупо смотрели себе под ноги, закидывали ногу на ногу и ерзали на стульях. Одного молодого человека затошнило, и он опрометью бросился в туалет. Все молчали. Решение Конрада Абеля должно было бесповоротно изменить две судьбы. Они достигли таких высот, какие могут больше никогда им не покориться. Вернулся парень, которого стошнило. Чем-то он напомнил Анне Бобби Гиффорда: такое же худое лицо, загнанное выражение в глазах — и ей, вопреки здравому смыслу, вдруг захотелось, чтобы выбор продюсера пал на него и его партнершу.
Дверь открылась, пропуская Джерри, и все напряглись.
— Мистер Абель хочет, чтобы остались Герби Блинкер и Анна Мюррей, — объявил он. — Остальные могут быть свободны. Всем спасибо.
Молодая женщина вскочила на ноги.
— Но это же нечестно! — У нее были гладкие каштановые волосы и голубые глаза. Она была не просто симпатичной, а по-настоящему красивой. — Мистер Абель обещал мне, что мы получим эту роль.
Джерри хмыкнул и проворчал:
— Как вас зовут?
— Розалинда Рэйнес. А это мой партнер, Флип Унгар. — Она кивнула на молодого человека, что напомнил Анне Бобби Гиффорда. — Он обещал мне это вчера ночью, обещал.