Эрик затормозил у массивного здания с готическими шпилями и беломраморным фасадом. Анна сказала ему, что ждать ее не нужно и что она вернется домой пешком.
Но он лишь фыркнул в ответ.
— Сейчас слишком холодно для прогулок. Кристина говорит, что у вас во рту и маковой росинки еще не было. Я подожду вас вон там, на углу Пятьдесят Первой улицы.
Анна поблагодарила его. Возвращение домой пешком стало бы для нее наказанием за мелкие грешки, которые она могла — или не могла — совершить. Войдя в церковь, девушка смочила пальцы святой водой и перекрестилась. На колени она опустилась в задних рядах, подавленная грандиозным величием церкви, в которой пахло благовониями и Кровью Христовой. В голове у Анны сталкивались волны боли, накатывая и отступая, подобно океанскому приливу, и ей казалось, что кто-то сверлит ей череп возле правого глаза.
Анна встала в хвост очереди за причастием и вернулась на свое место с облаткой на языке, но проглотить ее не смогла — горло болело слишком сильно. Она боялась, что поперхнется.
Получасом позже Анна была уже дома, хотя и не могла вспомнить, как добралась туда. Кристина приготовила ей крепкий сладкий кофе, а Лиззи наложила маску на кожу вокруг глаз и натерла виски лавандовым маслом, чтобы унять головную боль.
— Ты принимала сегодня свои капли? — поинтересовалась она, и Анна заверила ее, что да, принимала.
Задернув занавески и закрыв дверь, Анна забралась в постель в надежде, что боль пройдет к началу вечеринки.
А в кухне Кристина готовила ужин. Лиззи накрывала на стол, украсив его цветами и достав серебряные столовые приборы, потому что Олли пригласил нескольких деловых партнеров с женами. Олли, который неизменно ложился спать лишь ранним утром, еще не встал, и мающийся от безделья Герби, все утро напрасно прождавший Анну, лениво катал шары на бильярде в отцовском кабинете.
Как частенько случалось с ней, когда она лежала в темноте, которую нарушали лишь приглушенные далекие звуки, разум Анны отправился в далекий путь, паря, словно птица, над горами и долинами, морями и лесами. Иногда она оказывалась в каком-нибудь знакомом, но безымянном месте, вроде переполненной церкви, в которой стоял гроб, заваленный белыми цветами. Она единственная не плакала, потому что твердо знала: женщина, лежащая в гробу, вознеслась прямо на небеса и когда-нибудь они непременно встретятся вновь. В другом месте, которое было намного меньше первого, какая-то девушка сунула ей в руку клочок бумаги со словами: «Смотри, не потеряй его, дорогуша». А потом Анна оказалась на пароме и какой-то маленький мальчик отчаянно цеплялся за ее юбку, плача навзрыд, но она не знала, как утешить его. «Откуда вы, мисс Анна Мюррей?» — прозвучал чей-то голос, вот он был настоящим, принадлежал Льву: они ехали на такси. Дальше память ее не заглядывала. Все остальное могло случиться с ней, а могло и не случиться. Анна старалась не думать об этом слишком уж усердно, чтобы не вспомнить то, чего не следовало.
И вдруг ее рука оказалась в чьей-то большой и теплой ладони. Анна не знала, происходит это с ней во сне или наяву.
— Кто здесь? — прошептала она.
— Это Лев, родная. Я пришел пожелать тебе счастливого Рождества.
— Лев!
Она сорвала маску и увидела, что он с улыбкой смотрит на нее. Его густые волнистые волосы поседели, но в карих глазах по-прежнему светилась любовь. «Интересно, любит ли он меня так же сильно, как я его?» — вдруг подумала Анна.
— Я не ожидала увидеть тебя сегодня! — вскричала она, обнимая его обеими руками за шею. — Ты пришел только ради того, чтобы пожелать мне счастливого Рождества?
— В общем, нет, — признался Левон. — Мне нужно сообщить кое-что важное Олли, но он еще спит, вот я и решил заглянуть к тебе. Лиззи сказала, что у тебя болит голова, но я подумал, что не будет особого вреда, если я подержу тебя за руку. Твой подарок я положил под елку — это белое кимоно.
— Мне всегда хотелось иметь белое кимоно. Кстати, подарок для тебя тоже лежит под елкой. Это последний роман Уильяма Фолкнера.
— Я мечтал о том, чтобы прочесть его. — Левон поцеловал ее в кончик носа.
— А я как раз вспоминала тот вечер, когда села в твое такси, — сказала она. — Я просила тебя отвезти меня куда-то?
— Нет, родная. Ты просто сидела, не раскрывая рта, отказываясь отвечать на мои вопросы. Я понятия не имел, что с тобой делать, поэтому и отвез домой к Тамаре. Наверное, мне следовало попытаться узнать что-либо о твоей семье и родственниках, но мне казалось, что ты вполне счастлива с нами, и я перестал думать об этом.
— Я рада, что ты так поступил.
Похоже, его ответ удовлетворил ее. Временами на Левона наваливалось осознание того, что он натворил, фактически похитив эту девочку. Если его преступление когда-либо будет раскрыто — а это было преступление, причем серьезное, — его посадят в тюремную камеру, а ключ от нее потеряют. И Тамару тоже, кстати, посадят, она ведь стала его соучастницей. Нельзя забывать и о том, что они украли у Анны ее ребенка.
Он должен был отвезти Анну на Бликер-стрит уже на следующее утро, если надо, возить ее туда каждый день, пока там не появился бы кто-нибудь, и передать девочку с рук на руки тому, кто ждал ее с самого начала.
Но они с Тамарой не устояли перед искушением обрести новую дочь взамен погибшей. Им казалось, будто сама судьба решила вмешаться и изменить их жизнь к лучшему. Анна стала для них даром небес, как и они для нее. И больше ничего за пределами их маленького мирка не имело значения.
Левон подумал, а не являются ли ее расспросы по прошествии пяти лет свидетельством того, что она вдруг захотела узнать, откуда приехала и где ее настоящая семья, но Анна не стала развивать эту тему.