Разделенные океаном - Страница 88

Почему?

— Потому что Герби должны были дать отставку, вот почему, — пояснил Левон, когда Анна пришла к нему в контору. Она надеялась, что не отрывает его от важных дел, и испытала облегчение, заметив, что он очень рад видеть ее. Ей захотелось осыпать его поцелуями. — Конрад Абель рассказал мне обо всем. Олли не хотел, чтобы Герби страдал, поэтому и решил перевезти всю семью в Калифорнию.

— Но тогда я еще не была членом его семьи! — возмутилась Анна. — Я могла бы присоединиться к ним позже, когда моя дублерша была бы готова заменить меня. — Она нахмурилась. — Хотя я могла и вовсе не поехать. Олли не дал нам времени на раздумья.

— Он сделал это нарочно, родная. Ему было очень важно увезти тебя с собой, потому что ты была нужна Герби. Без тебя он никогда бы не достиг таких высот в театре.

— Но в кино у него получается гораздо лучше, чем у меня, он выглядит и ведет себя гораздо естественнее. Герби ничуть не возражал, когда некоторые сцены приходилось переснимать снова и снова. — Лицо девушки расплылось в восторженной улыбке. — Но ведь это означает, что он и Олли не станут противиться тому, что я вернулась в Нью-Йорк, верно?

— Думаю, что нет.

Они сошлись во мнении, что Олли и вполовину не так плох, как его рисует Конрад Абель, но и далеко не так хорош, как они думали, а находится где-то посередине. Он по-прежнему оставался свекром Анны и другом Левона.

Анну терзало беспокойство. Девушка не находила себе места. Ноги ее так и просились в пляс, а душа требовала песен. Анна вздохнула с облегчением, когда ей позвонил Конрад Абель и пригласил на ужин.

— Осенью я выхожу из шоу «Розы алые», — огорошил он ее, когда они уселись за столик в ресторане. — Мне предложили продюсировать другое шоу, «Орхидеи для моей любимой». Оно открывается в декабре, и я хочу, чтобы ты стала в нем ведущей актрисой. Флип Унгар уже согласился на главную мужскую роль. Кастинга не потребуется; я уверен, что ты будешь вне конкуренции. — Он стряхнул сигарный пепел на ковер. — Подумай об этом, Анна. Мне нужно, чтобы ты как можно скорее дала мне знать о своем решении.

— Я могу ответить вам прямо сейчас, — дрожащим от восторга и волнения голосом сказала она. — Я говорю «да». — Ей не терпелось вернуться на сцену. — Да, да, да!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1935 год

— Мамочка, почему мне нельзя иметь мою собственную кровать?

— Свою собственную, Меган, а не мою собственную.

— Мамочка, почему мне нельзя иметь свою собственную кровать? — нимало не смутившись, повторила Меган.

— Потому что у нас нет для нее места.

— Она вполне могла бы поместиться в углу.

Это было правдой, но тогда места не осталось бы совсем.

— Я не могу позволить себе купить новую кровать, — сказала Молли.

Меган обиженно надула губы.

— У Джо и Томми свои собственные кровати.

— Это потому, что они мальчики и у них есть своя комната. — Молли выразительно закатила глаза. — Меган, я тебе уже говорила миллион раз, что у нас нет места, чтобы поставить кровать, а даже если бы и было, то у меня нет денег, чтобы купить ее.

— Мне надоело, когда меня пинают ногами всю ночь.

— И мне тоже, и Броуди, но, боюсь, с этим пока ничего нельзя поделать.

Спать втроем в кровати было действительно очень неудобно. Они по очереди ложились валетом: две с одной стороны и одна — с другой, причем последней было хуже всего, поскольку именно ей приходилось сражаться с двумя парами ног. На этой неделе в таком положении оказалась Меган, отсюда и требование купить ей отдельную кровать.

— Меган, не жалуйся, — негромко сказала Броуди. — От нас требуется лишь ходить в школу. А мамочке каждое утро приходится ухаживать за мистером Петтигру и еще работать по дому. Поэтому в ночном отдыхе она нуждается больше нас.

Мистер Петтигру был девяностолетним скупердяем и брюзгой. Его любящая внучка Филомена, единственная родственница, не хотела оставлять его одного на весь день, пока сама была на работе. В час дня Молли сменяла другая женщина и оставалась со стариком до тех пор, пока домой не возвращалась Филомена.

— Ха! — Меган выскочила из комнаты, но Молли знала, что вскоре она вернется, чтобы извиниться.

Она вытерла лоб тыльной стороной ладони — денек выдался исключительно жарким — и вышла в гостиную, чтобы выглянуть в окно и убедиться, что с Джо и Томом, игравшими на улице, все в порядке. Джо был очень тихим мальчиком, и его нередко обижали — однажды у него даже украли ботинки, — но Томми изо всех сил старался не давать старшего брата в обиду. Четырехлетний Томми чувствовал себя на улице как дома, что, в общем-то, было неудивительно, поскольку он родился уже на Тернпайк-стрит, после того как они переехали сюда.

В школе начались каникулы, и на улице было полно детей, как чистеньких и умытых, так и тех, кто неделями не видел мыла и мочалки. Они были одеты либо слишком тепло — в свитера и штаны, явно неподходящие для такой погоды, либо же щеголяли почти голышом, в шортах или коротеньких платьишках. Один мальчик надел резиновые сапоги, которые были ему слишком велики, и голенища хлопали его по болезненно худым ногам. Некоторые женщины старались присматривать за своими детьми по мере сил и возможностей, но другие сдались и махнули рукой не только на детей, но и на себя. Жизнь для них превратилась в долгую и бессмысленную борьбу, и они старались пережить очередной день, не заглядывая в будущее.

Мальчишки Молли играли в футбол смятой консервной банкой с двумя парнишками примерно такого же возраста из дома напротив. Обычно опасаться следовало ребят постарше.